ДИАЛЕКТИКО-МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОЕ УЧЕНИЕ О ПСИХИКЕ И СОЗНАНИИ (3)

Трудовое действие и познавательная активность представ­ляют, согласно марксизму, единое целое. Обмен информацией между живыми существами — одно из важнейших проявлений активности их поведения. В неорганическом мире объекты вза­имодействуют, но не общаются. Лишь анализ труда открыва­ет качественное своеобразие человеческого общения, роль речи как особого орудия, опосредующего создание и использование орудий труда и становление на этой основе принципиально но­вых психологических структур.

ДИАЛЕКТИКО-МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОЕ УЧЕНИЕ О ПСИХИКЕ И СОЗНАНИИ (2)

Психика животных служит необходимой предпосылкой по­явления существ, поведение которых регулируется волей, теоре­тическим мышлением, самосознанием. Единый ряд простирается от «ощущающей раздражения протоплазмы низших организмов и кончая мыслящим мозгом человека. А без этой предыстории существование мыслящего человеческого мозга остается чудом». «...У нас есть уверенность в том, что материя во всех своих превращениях остается вечно одной и той же, что ни один из ее атрибутов никогда не может быть утрачен и что поэтому с той же самой железной необходимостью, с какой она когда-нибудь истребит на Земле свой высший цвет — мыслящий дух, она должна будет его снова породить где-нибудь в другом месте и в другое время».

ДИАЛЕКТИКО-МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОЕ УЧЕНИЕ О ПСИХИКЕ И СОЗНАНИИ

Теория Маркса возникла «как прямое и непосредственное про­должение учения величайших представителей философии, поли­тической экономии и социализма», писал В. И. Ленин. Эти три учения выразили в различной форме идею социальной обусловленности индивидуального сознания, но ни одно не смог­ло осмыслить ее материалистически.

МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОЕ УЧЕНИЕ РУССКИХ РЕВОЛЮЦИОННЫХ ДЕМОКРАТОВ

Новый вклад в материалистическое объяснение личности, ее поведения и сознания внесли русские революционные демократы В. Г. Белинский (1811 — 1848), А. И. Герцен (1812—1870), Н. А. Добролюбов (1836—1861), Н. Г. Чернышевский (1828— 1889). Они выступили в эпоху назревания крестьянской револю­ции, резкого обострения социально-классовых противоречий в России. Их философско-психологическая концепция соответ­ствовала задаче коренного преобразования социального строя. Решить ее по их замыслу должны «новые люди», поведение ко­торых предопределено высшим идеалом бескорыстного служения народу. В свете такой политической программы становится очевидной неприемлемость для революционных демократов ме­ханистического понимания поведения. В то же время, будучи убежденными материалистами, они отстаивали принцип детерми­низма как незыблемую основу научного мировоззрения. Возникло своеобразное противоречие, названное впоследст­вии П. Л. Лавровым главной антиномией эпохи. Отмечая, что из числа материалистов вышли лучшие самоотверженные герои современности, готовые всем жертвовать, но не отступать ни на йоту от своих нравственных убеждений о достоинстве человека, гражданина, мыслителя , Лавров объявил такую позицию несовместимой с проповедуемым материалистами учением о не­обходимой связи причин и следствий. «Антиномия», о которой писал Лавров, действительно имела место в домарксистском материализме и не могла быть разре­шена в его пределах. Но Лавров заблуждался, приписывая ма­териалистам— революционным демократам мнение о том, что деятельность людей детерминирована, подобно орбите-планеты или форме кристалла. Сочетание принципа активности личности (именно такое понимание человека как самоотверженного «вои­на народа русского» соответствовало запросам социальной си­туации) с принципом детерминизма придало своеобразную на­правленность психологической концепции революционных демок­ратов. В предреформенной атмосфере России конца 50-х — начала 60-х годов разгорелась острая полемика между журналом «Сов­ременник»— главным органом революционных демократов и ли­берально-крепостнической прессой. Центром полемики стала ста­тья Чернышевского «Антропологический принцип в философии» (1860), в которой доказывалось, что психические акты неотде­лимы от явлений, изучаемых естествознанием, ни со стороны сущности, ни со стороны познаваемости. По своей сущности психика — одна из форм жизнедеятельности, и она доступна объективному изучению в такой же степени, как и другие фено­мены природы. Антропологический принцип в трактовке Чернышевского вы­ражал материалистическое учение о единстве человеческой при­роды. Чернышевский показал, что достижения в области объек­тивного исследования жизненного (биологического) процесса для психологии важны в двух отношениях. В позитивном плане они дают понятие об общем характере тех явлений, которые пока не изучены естественнонаучными средствами. Но еще большее зна­чение Чернышевский придавал отрицательным выводам, самый главный из которых состоит в установлении того, что «никакого дуализма в человеке не видно». Этот вывод, которому Чернышевский придал, опираясь на критерий практики и весь опыт естествознания, силу аксиомы, подрывал в самой основе идеалистическое учение о том, что че­ловеческое сознание есть эманация другой натуры, обнаружи­ваемой внутренним опытом, или интроспекцией. Недаром про­тивники Чернышевского во главе с философом-идеалистом П. Д. Юркевичем, считая, что указанный вывод составляет сущ­ность всей теории революционного демократа, посвятили его оп­ровержению значительную часть своих критических усилий. Тре­бованию изучать сознание по его объективным проявлениям они противопоставляли обветшалую догму, «семинарскую мудрость» о внутреннем опыте как единственном источнике знания о пси­хическом. Чернышевский подчеркивал, что эта догма есть подоплека индетерминистской трактовки сознания. Откуда, как не из внут­реннего субъективного восприятия, рождается мнение, будто воля ничем не обусловлена, будто конечную причину поступка надо искать в самом субъекте. Действительной же основой воли являются потребности, которые складываются в процессе жизни. Чернышевский отвергал принцип, на котором зиждется как ре­лигиозная, так и кантианская этика,— учение об антагонизме моральных норм и естественных стремлений. «Все разнообразие явлений в сфере человеческих побуждений к действованию,— подчеркивал он,— как и во всей человеческой жизни, происхо­дит из одной и той же натуры, по одному и тому же закону». Когда предпочитается одна из потребностей другим, в качестве фактора, определяющего выбор, выступает не бес­страстная воля (хотение), а значимость для личности данной потребности в их общей иерархии. Учение о роли потребностей противопоставлялось идеалисти­ческим заверениям, будто обновление общества должно идти пу­тем нравственного самоусовершенствования, внутренних преоб­разований в духовной сфере. На первый план ставилось тре­бование реального освобождения человеческой личности от самодержавно-крепостнического гнета. Это требование и обусло­вило то, что в центре антропологической теории Чернышевского стоит не бесплотное Я — существо, о котором ничего не известно, кроме того, что оно имеет представления, а земной человек («простолюдин»), испытывающий нужду в реальных благах. Этико-психологическая концепция Чернышевского определялась его теорией крестьянской революции. Новым содержанием обогащалась и проблема детерминации психического. Потребность выступала в качестве необходимо­го звена в детерминационном ряду, идущем от влияний окружа­ющего мира к ответному действию. Она характеризовалась как внутреннее условие, без которого нет внешнего пове­дения. Противники Чернышевского настаивали на том, что мате­риальная обусловленность поведения постижима не иначе как в категориях механики. Психология и физиология, писал П. Д. Юркевич, говорят на разных языках, причем перевести с одного из них на другой невозможно. Физиология должна сле­довать путем, указанным Декартом. Для нее глаз — камера-обскура, мышцы — рычаги. Лишь вмешательство души приводит в действие эти механизмы. Нервный и психический процессы разводились к разным полюсам: нервный — в сторону механики, психический — в сторону актов самосознания. Чернышевский и его последователи, обобщая ростки нового в естествознании, на­правляли свои усилия на сближение нервного и психического в общем биологическом контексте. Они отвергали механический взгляд на рефлекс, подготовив почву для новой, сеченовской, модели психической деятельности. Говоря о прогрессивности антропологической философии ре­волюционных демократов, необходимо вместе с тем отметить ее ограниченность. Хотя Чернышевский и критиковал с материа­листических позиций Монтескье, Гердера и других мыслителей, выдвигавших идею исторического развития культуры и миросо­зерцания народа, он не мог в силу отсталости русской жизни перейти к историко-материалистическому объяснению единства и развития человеческой личности, ее потребностей и сознания. Это было сделано диалектическим материализмом.
}